Начнём же.
Встав с кресла, я лениво зевнул — направился в небольшую ванную; разумеется, не выпуская из рук карандаша. Следите-следите, гадайте там, задумал я что-то, или у меня просто прихватило живот от дешёвой лапши из «Саму-Рамена».
Прикрыв за собой дверь ванной, я глянул в зеркало. Разумеется, моё лицо засветилось во всех новостях, и здесь его знает если не каждая собака, то, как минимум, каждая вторая из них. Но что, если…
Хм, хм. Я примерился, осторожно держа карандаш. Главное, чтобы рука не дёрнулась.
Пара штрихов добавила мне солидные усики-щёточку; конечно, ничего такого, что могло бы сравниться с почтенными усами Уортингтона, но всё-таки кое-что. Затем несколько быстрых движений изобразили на моём лице морщины, старя его сразу лет на двадцать.
Само собой, если приглядеться, очень быстро станет понятно, что усики — нарисованные, да и в целом вид у меня вышел довольно карикатурный. Но… кто сказал, что любой пожилой азиат не слегка карикатурен по определению?
Новый росчерк, и вот уже на стене ванной комнаты появляется новая дверь, почти неотличимая от предыдущей. Я оглянулся; есть ли здесь камеры? Надеюсь, что нет. Но если всё-таки да…
То Господь вам судья, грязные вуайеристы, а меня это никоим образом не волнует.
Я пошёл веселиться.
* * *
— Нам нужно прекратить это, ваше высочество, — выдохнул Джереми Уоддлок, вытирая пот со лба.
У начальника охраны среднего уровня, отвечающего за помещения для персонала, до сих пор тряслись коленки от воспоминаний о последней встрече с Её Величеством. Кажется, омолодившись, она получила не только неземную красоту, но и нечеловеческую ярость. Да и чего греха таить, к тому же — повод яриться у неё был, и ещё какой!
А уж что будет, если она узнает правду…
— Принц Уэнделл попытался, — повторил он, устало глядя на принца Фицджеральда, — и теперь он мёртв. Если до неё дойдёт хоть слово, хоть пол-слова — мы тоже будем мертвы, не пройдёт и часа.
Фицджеральд молчал; на какое-то время Уоддлоку показалось, что он вовсе не собирается реагировать, но затем юноша заговорил.
— Поздно, Уоддлок.
— П-поздно?! — глаза начальника охраны распахнулись. Что, она уже что-то знает? Догадывается?
— Поздно — она уже перешла черту, — принц поморщился. — Убила одного из своих. Старая Глория не сделала бы этого, даже если бы очень захотела, но новая… считает себя чуть ли не божеством; все мы для неё лишь досадная помеха.
— О чём вы…
— Как ты думаешь, — горько усмехнулся Фицджеральд, — сколько времени пройдёт, прежде чем она начнёт… чистки?
— Чистки?!
— Убрать ненужных родичей, расплодившихся сверх меры. Жалких трясущихся подчинённых, ни на что не годных. В лучшем случае «убрать» будет означать надёжную ссылку, но я думаю, мы оба понимаем, что Глория склонится к иному варианту. Надёжному и окончательному.
Это и правда так? Может ли это быть правдой? Может ли спятившая, омолодившаяся королева просто прирезать их всех?
— Уэнделл… был дураком, — с горечью в голосе продолжал Фицджеральд. — Жаль, конечно, кузена, но амбиций в нём было больше, чем ума, а терпения — меньше, чем осторожности. Если бы он не вылез вперёд… возможно, у нас было бы чуть больше времени, но теперь Глория начнёт искать измену направо и налево.
О, Господи. Он в жопе. Он в полной и безоговорочной жопе. Возможно, следует пойти первым к королеве, сдать ей всех заговорщиков?.. Нет-нет, он слишком замазан. Она не пощадит его, выслушает и всё равно прикончит.
— Но как? — выдохнул он. — Как нам справиться с ней? Её личная охрана неподкупна, тайком не подобраться, а схватка один на один… принц, вы сами знаете, что будет.
— Знаю, — кивнул принц Фицджеральд, раздражённо моргнув. — Знаю. Щелчок пальцев — и ты уже безмозглый зомби, подчинённый только её воле. Один боец, десять, сто, целая армия…
— Говорят, однажды — давно, сто лет назад — она чуть не подчинила себе самого Императора…
— Ты мне тут будешь старые семейные легенды пересказывать? — поморщился Фицджеральд. — Ещё вспомни байку о том, как первый Распутин оказался единственным человеком, способным ей сопротивляться.
— Я не… — Уоддлок перепуганно покачал головой. — Ваше высочество, просто я сбит с толку… я не собирался рассказывать вам легенды…
— Вот как? — неожиданно раздалось от дверей.
…нужно признать — и перепуганный Уоддлок, и спокойный, выдержанный Фицджеральд вздрогнули одинаково сильно и повернулись к дверям одинаково быстро.
— А вот я бы послушал такую легенду, — заметил стоящий в дверях незнакомый пожилой азиат неожиданно молодым голосом.
Стоп. У него что, нарисованные усы?
Глава 5
— Вот как? — спокойно заметил я от дверей — и, подождав, пока молодой парень и его коренастый собеседник постарше лихорадочно обернутся, добавил, — А вот я бы послушал такую легенду.
В конце концов, это и моя семейная легенда тоже.
— Ч-что?! — коренастый быстро багровел, часто-часто моргая. — Кто вы такой? Что вы здесь делаете?
— Уоддлок, тише… — попытался было урезонить его молодой, но тот мотнул головой.
— Тише? Ваше высочество, при всём уважении, одного проникновения посторонних во дворец в день достаточно!
— О, — я махнул рукой, — на этот счёт не переживайте, королева Глория прекрасно знает насчёт моего проникновения во дворец, и совершенно не возражает.
— Кто… кто вы такой?! — коренастый Уоддлок, кажется, заел на одной фразе. А нет, есть и другие. — Вас здесь быть не должно! Вы посторонний!
— Кто я такой? — откровенно говоря, напряжённость в глазах Уоддлока меня забавляла — как будто одно моё появление здесь ставило под угрозу и его самого, и всю его семью. Если молодой (судя по обращению, очередной принц) был хоть и изумлён моему появлению, но смотрелся сдержанно и в целом производил впечатление адекватного человека, то Уоддлок… увы. — Кто я такой, значит. А что, если я отвечу — ты просто возьмёшь и поверишь мне на слово?
В ответ Уоддлок только непонимающе заморгал. Ох. Не люблю людей, не воспринимающих сарказм.
— Ладно, — вздохнул я. — Ну, допустим, я… Хидео Мори.
Моргание продолжилось.
— …старший, — терпеливо добавил я. — Точно. Старший.
— Что-что? — теперь уже непонимающе сощурился принц, чьего имени я не знаю.
— Хидео Мори-старший, — повторил я. — Про Хидео Мори-младшего слышали? Ну там, жёсткий деловой японец, глава всея якудзы, да к тому же ещё и художник не из последних. Ну вот. А я его родной батя.
А что? Драму про мать Хидео знают все, а как насчёт его отца? Я ничего о нём не слышал, есть куда фантазировать.
Лица принца и Уоддлока вытягивались; первый пытался понять, что за чушь я несу, а главное — с какой целью, а второй, похоже, просто медленно слетал с катушек.
— …я, — фантазия уносила меня всё дальше и дальше, — приехал с визитом к вашей королеве, чтобы обсудить замужество моей дорогой — кхе-кхе — внучки Юкино, мечтающей влиться в британскую королевскую семью и…
Я вновь закашлялся, изображая из себя почтенного пожилого японца — и в этот момент чайник, заменяющий Уоддлоку голову, окончательно вскипел и засвистел, плюясь паром и кипятком.
— Ва… ваше высочество! — взвыл тип, взмахивая сразу двумя руками. — Вы же не поверите этому бреду?!
— А я о чём? — спокойно развёл я руками. — Я ведь сразу сказал, что ты мне не поверишь. Так и зачем тогда вообще было спрашивать? Где логика?
Принц покачал головой и издал короткий смешок.
— Остроумно, господин неизвестный-с-нарисованными-усами, — заметил он. — В чувстве юмора вам не откажешь.
Я с лёгким недоумением потрогал пальцем усы. Что, неужели всё настолько очевидно?..
— Но, как бы там ни было, — мелькнувшая было улыбка тут же вновь пропала с его лица, — наши частные разговоры — не ваше дело. Не знаю, откуда вы — акцент выдаёт в вас иностранца — но здесь, в Англии, не принято встревать в чужие беседы.