Я приподнял бровь.

— Вспомнил, — заметил я, садясь в кресло и глядя, как Костя колдует над компьютером. — Твоё имя попалось в отчётах… Но, кстати, псевдоним тоже идиотский,

— А кто сказал, что это псевдоним? — слегка удивился Нахальный. — Фамилия родная, настоящая.

— Тогда сочувствую, — кивнул я. — Тяжело, наверное, живётся с такой фамилией.

— Ну, мне-то живётся неплохо, — усмехнулся Нахальный. — А вот как живётся тебе — другой вопрос. Как тебе мой подарочек, Йошида? Было довольно непросто собрать всех этих репортёров вместе и провести на закрытую территорию… но я вот сейчас смотрю на кадры твоего вытянувшегося лица и понимаю, что это того стоило.

— А смысл? — совершенно искренне осведомился я. — Ты ведь прекрасно понимал, что так и будет — я пошлю всех нахер.

Михаил, Наина и Дмитрий столпились вокруг меня, внимательно слушая разговор; впрочем, всем троим хватало ума не вмешиваться.

— Смысл… в тебе, — отозвался Нахальный. — В том, что ты делаешь.

Хм. От меня не укрылась лёгкая пауза, и еле заметная странная интонация в голосе. Похоже, Нахальный… вовсе не понимал, что так и будет. Чего он ждал? Что я попытаюсь оправдаться перед репортёрами, дам какой-то комментарий? Хотел поймать меня на лжи? Или вытянуть что-то?

— Я терпеть не могу твоего отца, — продолжал Нахальный, почти без паузы. — Как и… вообще всех аристо. Вы паразиты, живущие за счёт вытягивания всех соков из окружающего мира. Но твой отец имел какие-то рамки, действовал по заведённым порядкам. Ты — другой, намного хуже. Буйный. Непредсказуемый. Пытаешься всё кругом прогнуть под себя.

Я перевёл взгляд на Орлова. Тот всё ещё лихорадочно копался в программах. Ладно, выслушаем этот монолог, потянем время ещё немного.

— Наверняка рано или поздно дошёл бы и до меня. Попытался бы прогнуть. Может, деньгами клана, может, силой, а может, стал бы убеждать меня, будто мы с тобой хотим одного и того же. Знаешь, некоторые увидели в тебе этакий символ борьбы с системой…

— Пусть проверят зрение, — от души посоветовал я.

— Вот именно, — согласился Нахальный. — Я вижу, кто ты такой, Йошида. Ты — вся суть аристо в одном человеке. Всё то, что я ненавижу больше всего. И меня ты не прогнёшь и не купишь.

Я лишь покачал головой.

— Так ты звонишь для того, чтобы сказать это мне?

— Это честная борьба, — отозвался журналист. — По крайней мере, с моей стороны. Хотелось… сразу расставить все точки над «i». Борьба с тобой для меня — вопрос чести.

— Собираешься сбросить меня с вершины? — уточнил я. — До сих пор у тебя не очень получалось.

— До сих пор я не спешил, — возразил Нахальный. — Но ты поменял правила игры, ускорил всё в разы. И… я не собираюсь сбрасывать тебя. Это сделают другие, когда я раскрою им твои секреты, Йошида Распутин.

Орлов замер перед экраном, недоумённо мотая головой. Что-то не так?..

— Знаю, знаю, — продолжил Нахальный. — Ты сейчас думаешь о том, что я какой-то блогер, а ты — наследник сильнейшего аристократического рода в России; что у тебя деньги, связи, армия, тебе нечего бояться, ведь ты несоизмеримо круче…

Я промолчал. К чему что-то говорить, когда собеседник сам озвучивает твои мысли?

— Многие так думали, — заключил Нахальный. — Многие считали себя круче Алексея Нахального. И где они теперь?

…звонок оборвался.

Я тихо выдохнул, откладывая телефон в сторону.

— Костя?

— …ничего, — сокрушённо покачал тот головой. — Я пытался, но… отследить звонок не удалось.

Я пожал плечами.

— Не удивлён. Он наверняка подготовился заранее; сам этот звонок — такая же демонстрация силы, как и репортёры на крыльце. Он хочет, чтобы я занервничал, чтобы начал действовать на эмоциях…

Я поглядел на Михаила.

— Что скажешь? Ты явно знаешь про Нахального больше, чем я.

— З-заноза в заднице, — гневно нахмурился тот. — Всегда был ей. Может, не настолько наглел, как сейчас, но всё равно…

Угу. Но продолжал спокойно жить и действовать на твоей территории. Превосходно.

Впрочем, проговаривать этого вслух я не стал. Какой смысл? Михаил всё равно ответит что-нибудь из серии «Было не до того, так не делается, ты должен понимать, существуют неписанные правила» и так далее.

Плевать. Сейчас меня занимало кое-что другое. Кое-что, что сказал напоследок Нахальный, подав мне, сам того не ведая, неплохую идею.

«Многие считали себя круче Алексея Нахального. И где они теперь?»

А действительно. Где?

— Никогда не имел дел с этим «защитником униженных и оскорблённых», — категорично заявил Ратибор Горыныч, поднимая вверх ладони.

Я пожал плечами.

— Так… спросил на всякий случай.

Горыныч хмыкнул.

— Пару раз он пытался выйти со мной на связь. Но сразу пошёл нахер.

— А что так? — уточнил я, вертя в руках очередной кусочек чёрного хлеба с салом. — Мне казалось, люди твоих занятий… не должны быть слишком уж щепетильными.

— Дело не в щепетильности, — пояснил Горыныч, набулькивая водки в стопку. — Дело в политике. Я, конечно, дела свои веду по-всякому, и, может быть, нажил прилично врагов. Но всё-таки старался всю жизнь держаться подальше от политики, насколько это возможно. А Нахальный — ровно наоборот, только и рад, что нырять туда с головой.

Он замер, опрокидывая стопку, и быстро зажевал алкоголь закуской.

— Но, если хочешь моё мнение насчёт него, — продолжил он после этой паузы, — то он и правда… неприятный союзник. Считает себя поборником правды, этаким апостолом честности. Но при этом в своих делах не гнушается ничего.

— Цель оправдывает средства, — согласился я. — И всё-таки, на кого он работает?

Горыныч поглядел вначале на меня, затем на Илону Медведеву, примостившуюся в кресле на другом конце комнаты и что-то читающую.

— Не поверишь, — отозвался он. — Ни на кого. Сам в своё время копался, заинтересовавшись вопросом, и сам был в шоке, узнав ответ.

— Хочешь сказать, он действительно одиночка? — я приподнял бровь. — Ты ещё скажи, что он действительно идейный.

Горыныч пожал плечами.

— Утверждает, что идейный. И, знаешь, за все те несколько лет, что он здесь портит атмосферу не было ни одного случая, доказывавшего бы обратное.

Я покивал. Что ж, встречаются и такие… и, наверное, именно такие репортёры-разоблачители опаснее всех прочих. Продажного журналиста можно подкупить, охотника за славой — напугать. Но с человеком, вбившим себе в голову какую-то идею, действительно мало что сделаешь.

— А что насчёт твоего вопроса, — неторопливо, степенно продолжал Ратибор, — касательно его врагов… думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, как тут обстоят дела. Берёшь список аристо с перечнем всех членов семей, закрываешь глаза, тычешь пальцем — и попадаешь в человека, который не любит Нахального.

— Ясное дело, — согласился я. — Но при этом, уверен, половина аристо — особенно те, что помельче — на голубом глазу сотрудничали с ним.

— Само собой, — кивнул Горыныч. — Среди его «поставщиков жареных сенсаций» полно аристо, сводящих старые счёты и стремящихся подняться за счёт других.

Мы молча покивали друг другу; Горыныч деловито мастерил себе новый бутербродик.

— Но я вообще-то о других врагах, — пояснил я. — О тех, кого ему удалось… скажем так, уничтожить. Сбросить с пьедестала, вывести из игры… судя по гонору самого Нахального, их должно быть немало.

Горыныч задумчиво почесал лысину.

— Понял, о чём ты… но, знаешь, тут я не особо могу тебе помочь.

— Неужели не знаешь ни одного? — прищурился я.

— Знаю, и предостаточно, — отозвался Ратибор. — Мелкие аристо, среднего пошиба главы СБ. Да и среди моих «коллег» таких ребят полно, особенно среди тех, кто любит играть по-грязному. Куча народу, когда-то обладавшая властью — в тех или иных масштабах — а затем, как ты изволил выразиться, сброшенная с пьедестала. Даже не задумываясь, назову тебе десятка полтора.

— Ну и? — не понял я.