— Может, и так, Глория, — хмыкнул шейх в ответ. — Возможно, я что-то и оставлю на потом.
Ой, да кого они обманывают? Они слишком долго ждали, слишком долго жили в этих старческих телах. Нет уж, в эту ночь они — все они — сорвутся по полной.
— Тебе их не жалко? — вдруг спросила она; в глазах зажёгся какой-то лукавый огонёк.
— Кого? — не сразу понял шейх.
— Своих внуков, — пояснила она. — Всё-таки родная плоть и кровь…
В ответ Заид только рассмеялся.
— Если за столько лет у меня не получилось сделать из них приличных людей, к чему жалеть сейчас? К тому же, у меня их осталась ещё целая куча.
Угу. И в ближайшее время до них дойдёт, как сильно ты прокинул их с наследством, «дедуля». Тебе придётся устроить тотальную чистку или сдохнуть молодым и цветущим.
— В общем, — заключил шейх, — пойду обзванивать остальных. Похоже, сегодня всем нам есть что праздновать.
Он повесил трубку. Глория ещё какое-то время глядела на неё.
Ха. «Его личное дело». «Ни к чему вмешиваться в личную жизнь»…
Да он просто боится хозяина, не так ли?
А боится ли его она сама?..
Глория задумалась на пару мгновений.
Пожалуй. Да. В каком-то роде. Но всё-таки это не главное. В первую очередь она видит в нём источник новых возможностей, выходящих за рамки всего, доступного прежде.
Наверное, всем им — аристократам и миллионерам, президентам, королям, мафиозным боссам; словом, людям, оказавшимся на вершине власти уже очень, очень давно — было сложно привыкнуть к этой мысли. Что может существовать тот, кого они станут называть хозяином. Сначала по требованию, потом всё больше и больше инстинктивно, и теперь уже даже в мыслях.
Гордость, угу. Уязвлена и страдает. Но нельзя же быть идиотом, даже если очень принципиальным. Есть вещи — и это понимают все — ради которых можно поступиться и гордостью, и ещё очень, очень многим, если не вообще чем угодно. Вторая молодость относилась именно к таким вещам.
За спиной снова раздалось тактичное покашливание; на этот раз Уортингтон отражался в зеркале нормально, просто королева по привычке даже не пыталась замечать его.
— Что такое? — она скосила на него глаза.
— Ваше Величество, — на сей раз в руках у дворецкого был планшет. — Получены новости из Москвы. Кажется, у госпожи Рюдзин вышел… прокол.
Глория моргнула и отбросила в сторону кредитку, которой уже делала третью дорожку.
Всё-таки.
— Рюдзин идиотка, — заметила она — скорее себе самой, чем Уортингтону. — Такого нужно ожидать, когда ведёшь дела такого уровня не на своей территории. Зачем она вообще попёрлась в Россию? Сидела бы дома, в Японии, и обошлось бы без сюрпризов.
Она поглядела на Уортингтона; взгляд королевы Глории заметно похолодел.
— Что-то ещё?
Тот сдержанно кивнул.
— Похоже, что… — он кашлянул. — Ваш внук. Информации пока немного, но, судя по всему, он оказался слишком близко к раскрытому порталу… и был затянут внутрь.
По лицу королевы пробежала тень. Филипп. Обидно, правда. Послушный мальчик, милый паренёк. И — в отличие от некоторых других родственничков — никогда не метивший на её место. Филиппу-Александру хватало того, чего недоставало прочим — ума, чтобы понять, что, во-первых, трон ему не светит, а во-вторых, при троне ему будет куда комфортнее, чем на нём.
— Уже известно, кто в этом виноват? — холодно осведомилась королева. Не то, чтобы она когда-либо воспринимала Филиппа иначе, чем верную собачонку… но и пропажа собачонки — это тоже досадно. К тому же, ущерб одному из её семьи — это ущерб ей. Люди не должны думать, будто можно задеть её и остаться при этом безнаказанным.
— Наши люди уже на месте, — кивнул дворецкий. — Они выясняют подробности, но сейчас там творятся полная неразбериха и хаос.
Королева махнула рукой.
— Пусть проверят связь с той странной хренью у посольства, с трупами, — заметила она. — Уж слишком много всего в один день. А теперь вон, и больше меня сегодня не беспокоить.
Не дожидаясь, пока дворецкий выйдет, она наклонилась и втянула третью дорожку в себя.
Кайф. На периферии сознания ещё успела мелькнуть мысль о том, что можно было бы связаться с хозяином, уточнить насчёт Филиппа… и погасла.
Да и чёрт с ним, с Филиппом. Невелика потеря. Количество дури наконец-то превысило порог; мысли о внуке выветривались из головы с каждой секундой, как и все прочие серьёзные мысли. Завтра, всё завтра. Завтра будут дела, завтра будет начало новой эры. А сегодня…
Она улыбнулась своему отражению в зеркалах и откинула назад прядь упругих, отдающих в медь волос.
Сегодня у неё тоже полно планов. Только совсем иного рода.
* * *
Карандаш тихо шуршал, внося на бумагу последние штрихи — быстрые, уверенные. Причёска обретала свой законченный вид; вот так, так и…
Как же лежали волосы?
Хидео Мори поднял глаза на ночную террасу перед собой — и сразу же прикрыл их, воскрешая в голове недавнюю сцену. Парень, конечно, уходил довольно быстро, но когда ты опытный художник, даже фона хватит для того, чтобы в деталях воспроизвести всю сцену.
…и так.
Прочертив последний штрих, Хидео отложил карандаш и вытащил из пачки сигарету. Сизый дым заклубился на свежем воздухе; японцу казалось, будто и он тоже нарисован карандашной штриховкой. Такое иногда бывает, когда отводишь взгляд после сосредоточенного рисования.
Вдохнув дыма, Хидео вернулся к разглядыванию получившегося рисунка. Молодой человек на блокнотном листе получился слегка гиперболизированным, как и положено для манги, но всё-таки весьма походим и почти живым.
Вот, значит, ты какой, Йошида Распутин. Живой и весьма деятельный.
Конечно, когда они столкнулись в выхода, Йошида утруждал себя тем, чтобы представиться. Кажется, он вообще не обратил на Хидео внимания. Быстро покинув полное шумов и неразберихи здание, он вскочил на огромного коня, стоящего под террасой, и умчался в ночь.
Но всё-таки в том, что это был именно он, Йошида Распутин, сомнений не оставалось. И дело было даже не в криках Михаила «Где Йошида, найдите Йошиду», разлетавшимся по всем коридорам. Просто… фамильное сходство было налицо.
Ха. Мори стряхнул пепел с сигареты. Кажется, каждый первый здесь, в Москве, думает, будто для него все не-азиаты — на одно лицо. Ну, возможно, с кем-то из его соотечественников так бы и было. Но не с ним. Художник всегда внимателен к лицам, всегда подмечает мельчайшие детали.
Впервые знакомые черты он подметил ещё тогда, когда мускулистый парень вышел на сцену. Заметил — но не сопоставил. Всё-таки то, что вчерашний коматозник, считающийся мёртвым, сегодня прокачался на зависть всем бодибилдерам, заявился на элитное мероприятие и жонглирует ложками — не самая очевидная мысль.
Но затем всё встало на свои места.
Мори выпустил струйку дыма. С другой стороны от выхода и там, внутри здания, всё ещё шумели распутинские люди. Да и не только они — все эти растерянные глупые аристо прибавляли шума в общую катавасию. Большинство недоумевало, что вообще произошло, гадало, в какой момент фешенебельный вечер превратился в… это.
Он и сам хотел бы это знать.
Сцена в той самой комнате произошла за закрытой дверью, пусть и покосившейся, и снаружи были видны лишь неясные сполохи, но не услышать доносящиеся изнутри звуки ударов и разговоры на повышенных тонах мог только глухой. Да и сама Рюдзин, похоже, не очень скрывалась; Мори, как раз шедший в малый зал, успел увидеть, как она заходит внутрь.
Видел он и всех тех, кто заходил туда вслед за ней — поодиночке или парами. В какой-то момент у него возникло такое ощущение, что в той комнате решили собраться практически все.
Ну, сам Мори не собирался. И даже не потому, что никто из входивших внутрь так и не выходил обратно. Просто… это бы отдавало дурными манерами.
Хидео Мори всегда был крайне щепетилен в таких вопросах.
Кто-то скажет — глупость, но люди воспринимают тебя таким, каким ты им себя покажешь. Можешь показать себя сильным, можешь явиться опасным, и они будут бояться тебя. Но если у тебя дурные манеры… люди всегда будут видеть в тебе того, кто стоит на ступень ниже, даже если ты способен убить их за две секунды, не вспотев.